A heroic wave of mass protests sweeps the world in reply to Putin’s rigged election, in defiance of assassination and torture used by the regime in the brutal repression of dissent, wherein peace and democracy movements in Russia cohere in one voice to call out the emperor who has no legitimacy.
Always pay attention to the man behind the curtain. As Dorothy says to Oz; “You’re just an old humbug!”
In Russia and throughout the world, let us perform, the Four Primary Duties of a Citizen; Question Authority, Expose Authority, Mock Authority, and Challenge Authority. Such are the stages of revolutionary struggle in delegitimizing unjust authority.
Law serves power, order appropriates, and there is no just authority.
As written in The Observer editorial entitled Insecure, weak Putin craves the popular vote, but uses violence to guarantee it: This parody of an election will be remembered for the cynically methodical manner in which he and his cronies stole the people’s right to freely choose Russia’s leader; “The frequency with which Vladimir Putin raises the possibility of using nuclear weapons to attack Britain and other western countries in support of his war of conquest in Ukraine is both chilling and irresponsible. These threats from Russia’s president, echoed by his sycophantic predecessor, Dmitry Medvedev, have become almost routine, prompting suggestions that Putin is not really serious. Yet while there is certainly an element of bluff, and a crude attempt at intimidation, complacency about his behaviour is dangerous – and potentially catastrophically misplaced.
No entirely rational national leader would casually raise the risk of mass annihilation in this way, let alone one who commands the world’s largest nuclear arsenal. Putin’s incomprehensible decision to mount a full-scale invasion of Ukraine revealed a man cut off from political and military realities, impervious to opposing views, obsessed by supposed western plotting, and in thrall to his own deluded fantasies about restoring the power and sway of pre-Soviet imperial Russia. His complicity in targeting Ukraine’s civilians and numerous war crimes and assassinations shows he will stop at nothing.
Putin is not a fit person to lead Russia. He portrays himself as a man of the common people yet wholly lacks common decency, integrity and honour. He should be standing in the dock of the international criminal court in The Hague, where he faces war crimes charges over the abduction of Ukrainian children, not standing for re-election as president for another six years.
Putin’s victory in the election, which concludes this weekend, is a foregone conclusion. He faces no credible rival. The Kremlin has spent an estimated $1.2bn (£1bn) on “information management” (meaning lies and propaganda), vote-fixing in occupied Ukraine, and unopposed nationwide campaigning. Lavish state funding, including a reported 20-fold increase in spending on internet projects, platforms and media, has a single aim: a Putin landslide.
Not content with absolute power, the leader needs to be loved and adored
If it were not so sinister, Putinism might objectively be considered an interesting phenomenon. Not content with absolute power, the leader needs to be loved and adored. He craves the legitimacy conferred by popular vote, but abhors the uncertainty of a free democratic process. He purports to listen to people’s concerns, as in marathon phone-ins and rallies, but only hears what he wants to hear: positive affirmation of his omniscience. A weak man plays the strongman, horse-riding bare-chested in Siberia and assassinating rivals with a sneer and a smirk. Over the course of nearly a quarter of a century, Putin has bent and subverted Russia’s entire system of government to his will. He has co-opted, compromised or ostracised the monied elites. He has turned the state into his personal fiefdom and embezzled on an obscene scale. Putinism works through fear and corruption, underpinned by exploitative patriotism. Alexei Navalny, his foremost critic, was murdered because he exposed such abuses. He ridiculed insecure Putin and made him feel small, when he desperately needs to feel great. In Navalny’s telling, the tsar has no clothes. Worse, for a Russian, he has no soul.
This parody of an election will be remembered, if at all, for the cynically methodical manner in which Putin and his cronies stole the people’s right to freely choose Russia’s leader. It will be remembered for the accompanying threats to unleash a humanity-obliterating nuclear war upon the world. And the crass brutality of Putinism will be forever symbolised by last week’s hammer attack in Lithuania on Leonid Volkov, Navalny’s close associate.
Ultimately, it is violence, not votes, that keeps Putin in power. But it cannot sustain him indefinitely. The oppressed of Russia must look to their history and keep faith. One day, this too will pass.”
As written by Andrew Roth in The Guardian, in an article entitled A farce, not an election’: Russians abroad join ‘Noon against Putin’ protest: Voters turn out at midday from the UK to Latvia and Turkey to Thailand in action Alexei Navalny endorsed before his death; “The queue to vote at the Russian embassy stretched for more than half a mile along Kensington Gardens on Sunday as hundreds of Russians arrived at midday as part of a worldwide act of protest to show their opposition to Vladimir Putin and the war in Ukraine.
It took a quarter of an hour to walk to the end of the queue past people bearing signs that read: “These ‘elections’ are fake”, “My president is Alexei Navalny” and “Vladimir Putin, go fuck yourself”.
Near the end of the queue, Maria Dorofeyeva, a young woman, stood with a sign that read: “Against Putin, against the war! For freedom, peace and fair elections!” The words Putin and war were dripping blood.
“I expected there to be a lot of people, but not this many. I didn’t know there were so many Russians in London,” she said. “It gives me some hope to see how many people are not happy with the dictatorship, the war, with what’s happening in Russia. And we want to stop it.”
The long queues appeared in Russian cities and world capitals, where the Russian diaspora has swelled as hundreds of thousands have arrived in a wave of emigration triggered by the war and mobilisation at home. There were long waits in Yerevan in Armenia and Almaty in Kazakhstan, where tens of thousands of Russians have emigrated, on Istanbul’s pedestrian Istikali Street, in Phuket in Thailand and in cities across Europe including Riga and The Hague.
The protest action, labelled “Noon against Putin”, was proposed by the St Petersburg politician Maxim Reznik and endorsed by Navalny before his death. He called it a safe way for Russians inside and outside the country to congregate publicly and show their opposition to the president.
“There are many people around you who are anti-Putin and anti-war, and if we come at the same time, our anti-Putin voice will be much louder,” said his widow, Yulia Navalnaya, who has vowed to continue his protest work.
Navalnaya voted in Berlin on Sunday alongside other members of Navalny’s entourage and thousands of other Russians in a queue that snaked for more than a mile through central Berlin near the Brandenburg Gate and ended at the Holocaust Memorial. “Putin is a murderer!” they chanted at one point.
In London, hundreds more protesters stood directly across from the embassy behind banners declaring opposition to Putin and the war in Ukraine. This Will Pass by the band Russian punk band Pornofilmy and other protest songs played over a loudspeaker:
“All of it will pass, everything passes sometime
In a year, in a day, in an instant
Yesterday’s dictator will lie alone in the morgue
Now just a dead old man.”
Marina Ellis held a sign calling the elections “fake” against a backdrop of the blue and yellow of the Ukrainian flag.
“I’m boycotting the elections. I’m not going to vote … It’s not elections, it’s a farce,” she said. “I want British people to see that not all Russians support the war. They are absolutely against Putin … If you support Putin and you have access to all the information, then you’re just an idiot.”
“I’m very happily surprised,” she said of the turnout. “I’m happy to see all these people.”
Ksenia, 24, said she had voted in elections six years ago but had not re-registered this time because “now I feel like it makes no sense to vote any more … But still I wanted to do something today,” she said, to express her opposition to the war and to Putin. So she held a sign that read: “I was born under Putin. I won’t die under him.”
Gennady, a pensioner, held his fist in the air as Russians streamed past him toward the end of the queue. “I am happy to see so many thinking, smart people,” he said. “These people have come here to be counted.
“I think it’s a clever action and it’s probably all that can be done today. You see the way that protest is put down in Russia. But it can’t last this way for ever.”
Asked for his opinion of Putin, he said he believed his time in power would “always end in a war”. “Peaceful people are dying,” he said. “Ukrainians are dying. Russians are dying. Children are dying. It’s a crime against humanity.
“There are many Russians who think differently,” he said. “But they’re being crushed. And the propaganda that is poisoning the minds of families, of grandfathers and grandmothers, is destroying all of our lives. We must fight back.”
What is to be done, as Tolstoy and Lenin asked with such different consequences? Herein I offer my thoughts as I worked through the consequences of the social use of force in the context of Russian tyranny and the invasion of Ukraine, before making my decision to launch simultaneous actions to bring a Reckoning to Putin and his regime and to join the fight in Mariupol to liberate the Black Sea and the ports of Ukraine, in my post of March 6 2022 How if Vladimir Putin Should Be Assassinated? An Interrogation of the Origins of Evil and the Social Use of Force, and of the State as Embodied Psychopathy and Violence; There is a line in Stephen R. Donaldson’s The Power That Preserves, third novel of The Chronicles of Thomas Covenant, spoken of a hero who refuses to be summoned to the rescue because in his other world, our own, a child has been bitten by a snake and must be saved; “Could I damn a world to save the life of one child? I’m not sure I could make that choice.”
Today we contemplate its opposite; I’m not sure I could make the decision to let the world burn and trigger the extinction of humankind to save the life of one man, Vladimir Putin, whose mad imperial conquest of Ukraine now threatens the future of us all.
The life of one war criminal versus the incalculable horrors he will bring; I could not choose to save a monster who may destroy us all over saving humankind and our world.
The violence of the slaver cannot be compared to the violence used by a slave to break his chains., as Trotsky in Their Morals and Ours teaches us.
A senator with whom I am not usually aligned made an entirely reasonable suggestion recently, for which he has been denounced in the media by friend and foe alike, even AOC for whom I have already declared in the next Presidential election, regardless of whether or not she is on the ballot.
I am having difficulty understanding why this suggestion was not embraced with great bipartisan enthusiasm, given our history. After all, assassination and overthrowing inconvenient governments is something we do all the time. We even manufacture or capitalize on unforgiveable just causes of war like Russia’s firebombing of a nuclear site this week to launch imperial conquests of our own; the terror attack on the Twin Towers provided a pretext to seize the heroin fields of Afghanistan and the oil fields of Iraq, sacrifices to our shared rituals of public grieving and need for vengeance, and Hearst’s fictions regarding the 1898 sinking of the USS Maine in Havana Harbor gave us the Spanish-American War, Cuba, the Philippines, Guam, Puerto Rico, the Hawaiian Islands which we stole simply because we could, and later the Presidency of the war’s hero, Teddy Roosevelt.
Go us? We normally seize such chances with great avarice.
Perhaps we are growing up, we humans, and abandoning the use of force and violence. The question is whether we can survive to reach the stage of childhood’s end; and this is the inherent dilemma of force and power, for such forces are dichotomous, bidirectional, and have unintended consequences.
As written by Joan E Greve and Vivian Ho in The Guardian; “Lindsey Graham has attracted widespread condemnation after the South Carolina senator suggested Vladimir Putin should be assassinated in order to end Russia’s invasion of Ukraine.
Graham first made the suggestion in an appearance on Fox News host Sean Hannity’s show on Thursday evening, and he then repeated the idea in a tweet that quickly went viral.
“Is there a Brutus in Russia? Is there a more successful Colonel Stauffenberg in the Russian military? The only way this ends is for somebody in Russia to take this guy out,” Graham said on Twitter. “You would be doing your country – and the world – a great service.”
Brutus refers to one of the assassins of the Roman emperor Julius Caesar, and Stauffenberg was a German army officer who was executed for attempting to kill Adolf Hitler in 1944.
Graham added in a separate tweet: “The only people who can fix this are the Russian people. Easy to say, hard to do. Unless you want to live in darkness for the rest of your life, be isolated from the rest of the world in abject poverty, and live in darkness you need to step up to the plate.”
Despite immediate criticism of Graham’s comments from left and right in the US, he doubled down on the idea in a Friday morning interview with Fox & Friends. “I’m hoping somebody in Russia will understand that he is destroying Russia, and you need to take this guy out by any means possible,” Graham said.
American lawmakers of both parties responded to Graham’s comments with shock, dismay and outrage, pointing out the danger in demanding the assassination of a leader whose troops are currently engaged in shelling nuclear plants.
“I really wish our members of Congress would cool it and regulate their remarks as the administration works to avoid [a third world war],” the progressive congresswoman Ilhan Omar said in a tweet.
Republican members of Congress were no less critical, as Senator Ted Cruz derided Graham’s suggestion as “an exceptionally bad idea”. “Use massive economic sanctions; BOYCOTT Russian oil [and] gas; and provide military aid so the Ukrainians can defend themselves,” Cruz said. “But we should not be calling for the assassination of heads of state.”
Even Marjorie Taylor Greene – the extremist congresswoman who has sparked outrage for, among other things, comparing coronavirus-related restrictions to the treatment of Jewish people during the Holocaust – chimed in from the right with criticism of Graham.
“While we are all praying for peace [and] for the people of Ukraine, this is irresponsible, dangerous [and] unhinged. We need leaders with calm minds [and] steady wisdom,” Greene said on Twitter. “Not blood thirsty warmongering politicians trying to tweet tough by demanding assassinations. Americans don’t want war.”
White House press secretary, Jen Psaki, said: “We are not advocating for killing the leader of a foreign country or regime change. That is not the policy of the United States.”
Really? When has this not been precisely our national policy? President Biden ordered the assassination of Abu Ibrahim al-Hashimi al-Qurayshi, a man in Syria whom our state claimed without any evidence was the new leader of ISIS, who if the charge was true was a danger only to our common enemies al Qaeda and the Assad regime, mass murdering his entire family merely to divert attention from his many failures, just as Trump had done the year before with his supposed predecessor Abu Bakr al-Baghdadi.
Did America not assassinate Salvador Allende and attempt countless times to assassinate Fidel Castro, both heroes as great as any American President?
Did we not kill in massive and horrific numbers to win our freedom from the British Empire in the Revolutionary War, from slavery in the Civil War, and from fascism in the Second World War?
We are a nation founded in death and terror through the words with which George Washington sent twelve thousand soldiers to put down the Whisky Rebellion of 1792 and demonstrate the power of the new federal government to enforce taxes; “Government is not reason. It is not eloquence. Government is force; like fire it is a dangerous servant — and a fearful master.”
Do not speak to me of the moral superiority of America.
O my brothers, sisters, and others who walk with me through this age of fire, wherein liberty and tyranny hang in the balance and possibly the survival or extinction of humankind, I thank you for the time we have spent together in conversation here, which I cherish as a refuge from the world, as a theatre in which I may process my reactions to the brokenness of the world and the flaws of our humanity, and as a forge of action in the performance of my chosen roles as a truthteller, a maker of mischief for tyrants, and in becoming a fulcrum of change.
Ours is a universe of Chaos, irrational and uncontrollable, and circumstances beyond the scope of our volition may visit disaster and life disruptive events upon us at any moment, for any reasons or none at all, and if by chance this is the last thing I have the opportunity to write, I want you and everyone who has been part of my life to know that you have helped me find balance for the terror of our nothingness in the joy of our freedom and the beauty of the world, healing in the redemptive power of love, and hope for our future possibilities of becoming human in poetic vision and the reimagination and transformation of humankind.
If by chance you knew our time here in which to do and be the things that bring meaning and value to our lives may number not millennia but hours and days, what would you do and be? Do and be that now, and never stop; for as Kurt Vonnegut teaches us in Mother Night, we become what we pretend to be. What matters here is that our performances of ourselves are chosen and owned by us, and that we own the stories in which we live.
The most important question to ask of a story is; whose story is this?
Always there remains the struggle between the masks others make for us and those we make for ourselves. This is the first revolution in which we all must fight; the struggle for ownership of ourselves.
We are about to pass through a Rashomon Gate event, of fracture, relativization, the bifurcation of timelines and propagation of alternate futures and realities, and all bets are off as to what awaits us on the other side.
And all of this because a mad tyrant cowers and rages in his warrens of darkness, fragmented and torn apart by the demons which inhabit him as his dreams of empire and dominion fall apart and in accord with Newton’s Third Law create the forces of their own destruction, much as with his predecessor Adolf Hitler at the end, with one crucial difference; beneath his finger lies the button which will launch nuclear annihilation, and it calls to him, whispering; ”Set me free, and I’ll make you powerful.”
So, as Alfred Doolittle said to Higgins in My Fair Lady, “I put it to you; and I leave it to you”; do we save one life and damn the world?
As I wrote in my post of February 22 2022, Anniversary of the Martyrdom of Malcolm X; We are shaped by our histories as narratives in which we play our parts; and we also change and seize ownership of our histories and our stories as we perform and enact them.
This brings us back to issues of unequal power, identity, and the social use of force and violence, issues which the life and works of Malcolm X center and bring into terrible and wonderful focus.
His principle of action, By Any Means Necessary, is like a riddle challenge uttered by a Zen master, for which there is no single interpretation, and to which no words but only deeds may give answer. It is a principle which helped set us free from history, and which in the end rebounded on him and killed him.
A dangerous idea, for the use of force obeys Newton’s Third Law and always acts in both directions, action and reaction, unpredictable and slippery in one’s grasp. Yet an idea must be dangerous if it is to be useful in the struggle for liberation.
The violence used by a slavemaster cannot be compared to the violence used by a slave to break his chains, as Trotsky in Their Morals and Ours has been paraphrased, an extension of Nietzsche’s dichotomy of master versus slave morality. This dictum has its reverse; the state has no legitimate authority to use death, violence, force, or control in the repression of dissent, theft of citizenship or violations of our universal human rights, or authorization of identities. This got Trotsky killed by Stalin, as he rightly called out tyranny and terror as tyranny and terror regardless of what those who would enslave us call themselves.
Revolutionary struggle, protest movements, and wars of liberation use force and violence to achieve a society free of inequality when there are no other means possible, due to the imposed conditions of revolutionary struggle when the tyranny and terror of authority, state force and control, and elite hegemonies of wealth, power, and privilege answer dissent with repression because they are without legitimacy and have only fear to keep the slaves at their work. Those who would enslave us refuse to negotiate because they see only themselves as human, and without debate we are left only the sword.
Any who stand between the tyranny and state terror of conquest, enslavement, and death, and the lives of innocents are heroes and champions of our humanity. The particulars are irrelevant.
How do such terrible things arise and seize hold of us, shaping us to their uses?
As I wrote in my post of October 24 2021 Embracing Our Monstrosity: Hierosgamos in Frankenstein and Wuthering Heights; Our monsters, ourselves; genius, madness, inspiration, the quest to become as gods; who among us has not longed to steal the divine fire, to look beyond ourselves, to defy all limits and laws? To be, even for a moment, the unconquered Victor Frankenstein?
Yet as Prospero said of Caliban, we must also say of Frankenstein’s monster; “This thing of darkness I acknowledge mine.”
As I have written of Vander Meer’s retelling of Frankenstein in the novel Borne; Mary Shelly’s glorious novel was also about the abandonment of a child who is no longer perfect, among a number of other themes, including the origins of violence.
A major theme of the novel Frankenstein is the monstrosity of God, who like Victor creates and then abandons his child when it is imperfect and no longer a reflection of his, when we become our own free and independent beings. Yes, Victor wants to become a god, which is why the story resonates with everyone, and is an allegory of the failure of science to realize Idealist visions of humanity, the novel being both a codification and critique of Romantic Idealism.
But in his quest to become a god, Victor also desires to be worshipped and obeyed; he wants to free himself from subjugation by authority, but not to liberate others. Instead of changing the nature of power, force, and control in casting down from his throne a tyrant god who bound us to his laws and then abandoned us through the abolition of the Law and of the social use of force and the centralization of power and authority to an elite as would a true revolutionary, Victor’s tragic flaw of pride compels him to become the next tyrant and enact the role of his former nemesis.
It is a cycle of substitutive tyranny which as Vladimir Nabokov pointed out in his novel Lolita, a brilliant critique of the failure of Idealism which led to his father’s execution in the Russian Revolution as an aristocrat, has been recapitulated throughout the world in revolutions which become tyrannies, especially under the imposed conditions of anticolonial struggle.
There is a line spoken by the villain in the series The Magicians, a survivor of childhood abuse and tyrant known as The Beast for his horrific crimes, once the powerless and terrified Martin Chatwin and now like Saturn a monstrous cannibal god; “You know, when I was a boy, a man who was meant to care for me bent me over his desk and had me over and over every time I was alone with him. It helps me understand a truth. You’re powerful or you’re weak. “
Here is the original lie of the tyrant and the fascist in the apologetics and self-justification of power; the lie that only power has meaning, that there is no good or evil. How we use power is of equal importance as who holds it. Fear and force are a primary means of human exchange, but not the only means; love, membership, and belonging are as important. The great question which democracy attempts to answer is how to balance the rights and needs of individuals so that none may infringe upon another’s.
It’s a line which captures perfectly the inherent contradictions of the Wagnerian Ring of fear, power, and force as an origin of evil; for the use of social force is subversive of its own values. Yet the imposed conditions of revolutionary struggle often require violence, and until the gods of law and order have been cast down from their thrones I must agree with the famous dictum of Sartre in his 1948 play Dirty Hands, quoted by Frantz Fanon in his 1960 speech Why We Use Violence, and made immortal by Malcolm X; “by any means necessary.”
As written by Walter Rodney in The Groundings with my Brothers; “We were told that violence in itself is evil, and that, whatever the cause, it is unjustified morally. By what standard of morality can the violence used by a slave to break his chains be considered the same as the violence of a slave master? By what standards can we equate the violence of blacks who have been oppressed, suppressed, depressed and repressed for four centuries with the violence of white fascists? Violence aimed at the recovery of human dignity and at equality cannot be judged by the same yardstick as violence aimed at maintenance of discrimination and oppression.”
And here is the passage he references from Leon Trotsky in Their Morals and Ours: The Class Foundations of Moral Practice; “A slave-owner who through cunning and violence shackles a slave in chains, and a slave who through cunning or violence breaks the chains – let not the contemptible eunuchs tell us that they are equals before a court of morality!”
I have no use for anything that limits our power to resist evil; the boundaries of the Forbidden, the tyranny of normality and other people’s ideas of virtue, or the limits of our humanity.
Yet in reflection I think of those great figures who have been both heroes of liberation and villains of tyranny; Napoleon, Washington, Stalin, Mao, the list is a near endless litany of woes and failures of vision wherein Brave New Worlds became hells and carceral states. In evidence I offer the French and American Revolutions and their imperial successor states, those of the Soviet Union and the Chinese Communist Party, and above all the state of Israel, a dream of refuge forged in the terror of the Holocaust whose victims learned the wrong lessons from the Nazis and assumed their role in the Occupation of Palestine. The dangers of Idealism as taught to us by Vladimir Nabokov in Lolita and by his model Thomas Mann in Death in Venice are very real; but so are the dangers of submission to authority and the complicity of silence in the face of evil.
How does a revolution seize power without becoming a tyranny? How shall we gather the force and will to resist unjust authority, without enforcing our own notions of the good on others in our turn?
This is the dilemma of power; that we must wield force to take it from our oppressors, and that we must relinquish it when it is ours and refuse to shape our fellows to our will.
We must refuse to submit to authority if we are to seize our liberty; and we must refuse to subjugate others that they may do the same if we are to avoid becoming the monsters we hunt.
I like and empathize with the character of Victor in Mary Shelly’s allegory of the origins of evil, and have used variants of this name as aliases because he is a figure of Milton’s rebel angel, but also I admire the monster in all his magnificence, a figure of the Shadow based on Caliban in The Tempest. The story is about their relationship as parent and abandoned and damaged child, about the interplay of these selves in the growth of the psyche and processes of becoming human, and about the political consequences of otherness and monstrosity.
Frankenstein addresses themes of science versus nature, reason versus passion, and both of these within a Promethean rebellion against God, authority, and universal Law as a form of Idealism; this from the perspective of the monster’s creator.
From the monster’s view, the novel portrays the disfigurement of the soul through abandonment by a parent who also functions as a figure of a creator-god and of Authority, known as the problem of the Deus Absconditus which refers to the god who bound us to his despicable Laws and then ran away before he was caught, and who drives the child to achievement and supremacy as his proxy of dominion and vindication before the world rather than empowering the child’s own agency to discover and follow a unique bliss and personhood- what the Greeks called Arete or Virtue but also denoting superiority as with the apex predator and ideal of patriarchal masculinity Achilles in the Iliad, one of Mary Shelly’s sources- in a chosen arena but who like Alberich in Wagner’s Ring must renounce love to win supremacy and power, rendering all victory meaningless and hollow, dehumanizing the child and shaping a vessel of rage and vengeance, a tyrant forged in the violence of the struggle to free himself from enslavement, with the iron self discipline and will to enact subjugation of others in their turn, terrible and pathetic and with the grandeur of a tortured defiant beast trapped in the same flesh as the innocent who needs to be loved and cannot understand why he seems monstrous to others. It is about birthing monsters, and the chaotic plasticity of identity and relationships.
As written by Octave Mirbeau in The Torture Garden; “Monsters, monsters! But there are no monsters! What you call monsters are superior forms, or forms beyond your understanding. Aren’t the gods monsters? Isn’t a man of genius a monster, like a tiger or a spider, like all individuals who live beyond social lies, in the dazzling and divine immortality of things? Why, I too then-am a monster!”
A story which is at once Greek tragedy and Freudian study of the processes and relations between the id, ego, and superego, with a third parallel storyline relating a Romantic reimagination of Biblical Genesis like that of Blake, it is both the apotheosis of Romantic Idealism and its first criticism, exegesis and classical myth, dialectic on responsibility and discourse on Aristotle’s categories of being, critique of Rousseau’s natural man and of Nietzsche’s Superman which it also inspired in a recursive loop of influence across the seas of time. Its author was a Pythian visionary whose insight reached centuries into the future, and whose immense scholarship reimagined some of the greatest works of our historical civilization.
Mary Shelly’s influence echoes through time, multiplies, and reshapes the contexts of its polymorphous meanings. One cannot think of Kafka’s Gregor Samsa without thinking of his original, the dual-aspected monster-child created to bind our nature with reason, nor read her sources and references in the prophecies of William Blake and Milton’s Paradise Lost without reevaluating them in terms of Mary Shelly’s novel; her work resonates through past and future, and what touches, it changes.
Who can read the work of Emily Bronte without the meaning of her great novel Wuthering Heights changing with our awareness that its author thought of herself as Victor Frankenstein and as the titan Prometheus cast out of heaven like Milton’s rebel angel? That Heathcliff is her monster, a demon to be united with in an exalted Nietzschean rapture of transformative rebirth? And does this not change one’s reading of her source Frankenstein?
A nested set of puzzle box themes and contexts, multiple narrative threads which create paradoxes of meaning, role reversals and inversions of identities, and the questioning of the mission of civilization and the morality of progress; Mary Shelly created the modern world with her great book Frankenstein.
It is a modernity which can unfold limitless possibilities of becoming human, or like Pandora’s Box and the Lament Configuration of the toymaker LeMarchand in Clive Barker’s Hellraiser mythos unleash horrors beyond our imagination, as Putin now threatens to do with nuclear war and annihilation.
With Putin like Dr Strangelove hypnotized by the siren call of his missiles and their promise of ultimate power, the power of total destruction and the end of humankind, chanting Oppenheimer’s ritual invocation; “Behold! I am become Death, the destroyer of worlds!”, the question before us all changes.
Nuclear annihilation whispers from the darkness, unleash me, and I’ll make you powerful. But this is a lie, for such power will also consume us and steal our souls.
The great question to which we must now find answer is no longer when is it good to be bad, but how much of our humanity we are willing to sacrifice for our survival as a species.
As I wrote in my post of February 5 2020, Democracy Falls in America: the Acquittal of Traitor Trump; At the end I am driven finally to reconsider the position of the great, flawed idol of my youth Malcolm X; by any means necessary.
By any means necessary; this is a horrible, terrible principle of action, one fraught with endless possibilities of inhumanity and malign power, yet if we are forced to a resistance of survival as was Camus, who wrote for those who must claw their way out of the ruins of lost positions and face yet another Last Stand, beyond hope of victory or even survival, how else may we combat our dehumanization?
We must never surrender hope, for our resistance can triumph over anything but the loss of our faith in ourselves and one another. So long as one of us remembers the dream of freedom, we may yet redeem our humanity.
My answer to the Republican subversion of democracy remains NO!
Yet beyond this, we must fight not merely against fascism but also for democracy and the universal rights of man. As we resist fascism to defend equality and freedom as our common human rights, so we must use force and violence against social and institutional systems, structures, and ideologies and not persons, for we may seek truth together nonviolently with those with whom we disagree as the signal virtue of democracy and humanism, even with our enemies as brother warriors.
Resisting evil means resisting that of others against our universal humanity, but it also means resisting the seduction of evil and power and of our own use of force to compel others.
Power is the evil impulse which births monsters.
So often in history those who commit true atrocities are utterly convinced of the justice of their cause, Gott Mitt Uns, are informed and motivated by narratives of victimhood and have abandoned the self-questioning which is the fulcrum of a free society of equals. This, too, we must resist.
For this is why revolutions, once power has been seized and tyranny overthrown, may become themselves tyrannies, and why I prefer to let others run amok and be ungovernable to the specter of authoritarian social control.
Let us send no armies to enforce virtue.
And remember always Nietzsche’s warning in Beyond Good and Evil; “He who fights monsters should be careful lest he thereby become a monster. And if thou gaze long into an abyss, the abyss gazes back into thee.”
Further illumination may be found in Anthony Burgess’ masterpiece Napoleon Symphony, a tragedy of Napoleon and Beethoven’s Eroica and a novel whose discovery was a defining moment of my fourteenth year and has remained with me ever since, despite my teenage adoration of Napoleon as a hero of revolution and liberation, a universal genius and ideal of human being.
Here is the ground of struggle between tyranny and resistance under imposed conditions of systemic unequal power in the use of social force and violence, and between seizures of power as ownership of identity versus the falsification of authorized identities in the struggle between the stories we tell about ourselves and those told about us by others; history, memory, identity.
Read it as I did beneath a print of Klimt’s Beethoven Frieze, depicting a Shadow pantheon with the wonderful image of the rebel Titan Typhoeus as a chthonic ape and his three gorgon daughters to his left under signifying masks of Death, Madness, and Desire (I found Disease redundant and renamed her Desire as a better balance of forces, plus she is depicted as a three aspected goddess to the right as Lasciviousness, Wantonness, and Intemperance); really, what more could a boy ask for?
And here is the dynamism of our relationship with our shadow self and all that we fear and experience as disgust and revulsion, fear of nature and of our instinctive selves externalized and projected as fear of otherness, loss of self and of control, and degradation to an animal state which drive identity politics and social constructions of race, gender, and class or caste which includes nationalism and sectarian faith, especially when overwhelming and pervasive fear and real existential threats are weaponized by authority in service to power, as Malcolm X was falsified by Elijah Muhammed’s Black Muslim separatist nationalism as his herald, in reaction against the greater historical and systemic evils and multigenerational trauma and inequality of white supremacist terror and the legacies of slavery.
Processes of transformational change and social adaptation are chaotic and interdependent, and their causes are circular or more complex as we can see in the case of Malcolm X and liberation struggle, and in all such histories. This is one lesson we can learn from Malcolm X; there is no just authority. And those who claim to speak for you often do so as a primary strategy of fascisms of blood, faith, and soil and in your subjugation to tyranny.
A second such lesson is that racism in general, and all divisions and social hierarchies of elite membership and exclusionary otherness, compel submission to authority through the weaponization of fear as an arbiter of our most important relationship, that of the conscious and unconscious or shadow self, which can be read in how we feel and think about nature and those truths which are immanent in nature and written in our flesh.
We define ourselves through figures of otherness who represent unintegrated parts of ourselves and define the limits of the human; freaks, monsters, and all those beyond the boundaries of the Forbidden and that which we claim as ours.
For this fear of nature as the origin of racism I have a simple solution; let us embrace our monstrosity, and perform violations of normality and transgressions of the Forbidden as sacred acts of Chaos in pursuit of truth.
The third gift of Malcolm X to our limitless future possibilities of becoming human is a life lived in revolutionary struggle and resistance against systems, structures, and institutions of unequal power as direct interrogation and engagement with the state as embodied violence, and with the consequences of the use of social force.
He died for our chance to learn these three things, how authority falsifies and subjugates us as a primary historical process, how racism and other inequalities of power are born of fear of the wildness of nature and the wildness of ourselves, and the dichotomous and bidirectional nature of violence and the dialectical processes of the use of social force in tyranny and terror and in resistance and revolution, and as a martyr and teacher of wisdom Malcolm X is a figure of liberation who belongs to all humankind.
How can we disambiguate the violence of the “slave-owner who through cunning and violence shackles a slave in chains, and a slave who through cunning or violence breaks the chains” as Trotsky phrased it, of tyranny and carceral states from revolutionary struggle and liberation, of action in accord with our duty of care for others and our interdependence and solidarity from the enforcement of virtue and imperialism?
As I wrote in my post of February 4 2022, A Stain of Cruelty: the Assassination of Abu Ibrahim al-Hashimi al-Qurayshi ; To paraphrase the line from Hamlet and Star Trek in season one, episode 13, The Conscience of the King; There’s a stain of cruelty on your armor, President Biden.
We have answered terror and death with terror and death, and this is both tragic and shameful. Force cannot answer force, nor heal the flaws of our humanity.
As written for CNN by Barbara Starr, Oren Liebermann, Jeremy Herb and Eyad Kourdi; “It was the biggest US raid in the country since the 2019 operation that killed ISIS leader Abu Bakr al-Baghdadi.
Biden spoke from the White House Thursday morning to announce that the operation had taken “a major terrorist leader off the battlefield.”
“Thanks to the bravery of our troops, this horrible terrorist leader is no more,” Biden said from the Roosevelt Room. “Knowing that terrorist had chosen to surround himself with families, including children, we made a choice to pursue a Special Forces raid at a much a greater risk to our own people rather than targeting him with an airstrike.”
Now and then Biden reminds us all that he was among the principal collaborators in Bush’s invasion of Iraq as imperial conquest and colonial plunder to seize the strategic resource of oil by which America maintains a global hegemony of wealth, power, and privilege, an addiction which will result in the extinction of humankind as a species, and in the authorization through the Patriot Act of a carceral state of brutal force and pervasive surveillance and thought control exceeded only by Xin Jinping’s holocaust of the Uighurs of Xinjiang, which has enabled the most massive theft of our freedoms in our history, including the McCarthy era, and the most bizarre and reprehensible regime of torture, most infamous in the crimes against humanity perpetrated at Guantanamo and other secret prisons for political enemies of the regime and its oligarchic, plutocratic, and corporate robber baron paymasters, including even the grisly hysteria of the Salem Witch Trials.
Once again our heroes and champions are proven to have feet of clay, and I mourn the failure of moral vision and addiction to power and the use of force and violence of President Biden, our government, and America as a guarantor of universal human rights and a beacon of hope to the world.
On this day and all too often, the Promethean Fire of the Torch of Liberty which illuminates the gates of our nation in New York Harbor did not reach across the wild seas to foreign shores. This is a great tragedy, and it is a tragedy which is ours and for which we must answer.
The deaths of Abu Ibrahim al-Hashimi al-Qurayshi and his family as a consequence of America’s raid on his home, not an arrest for crimes provable in a court of law but political assassinations, are rightly being compared in the media to the assassination of Abu Bakr al-Baghdadi by Trump. This situates Biden and Trump on an equal level of criminal amorality and state terror.
Before the stage of the world and history, it also generates moral equivalence between ISIS and America, as our enemies intend by their provocations as a strategy of delegitimation of a regime. I use this myself as a democracy activist, for the art of revolution is about claiming the moral high ground and the delegitimation of authority and seizing control of the narrative.
Sending armies and police to enforce virtue through violence and repression is not only evil, it is also stupid; for it plays into the hands of the enemy. As Shakespeare teaches us in Henry V; “When lenity and cruelty play for kingdom, the gentler gamester is the soonest winner.”
There are still notable differences between Biden and Trump, and between the goals, values, and ideals of Democrats and Republicans, madness and treason among them. But today those differences became suddenly and horrifically more narrow, and I fear we will need more than the eye of a needle as a window to a better future.
As written in my post of October 28 2019, Trump and al-Baghdadi: Parallel Lives and Reflections; The personal and historical forces which create tyrants and monsters among us have been a lifelong study of mine, aspects of a curiosity regarding the origins and nature of evil born of primary childhood traumas in the Bloody Thursday massacre ordered by Ronald Reagan against a student peace protest in Berkeley 1969 when I was nine and my near execution in Brazil at the age of fourteen defending street children from police bounty hunters, which echoes those of Maurice Blanchot in June 1944 by the Nazis and Dostoevsky’s in 1849 by Czarist police, informed by Jerzy Kosinski’s novel The Painted Bird and focused by the classic study of Adolf Hitler from his speeches and writings, The Psychopathic God by Robert G. L. Waite, both of which I read during high school. Thus I became fascinated by the intersections of literature, philosophy, history, and psychology, and chose the origins of evil as my lifelong field of study.
As the world celebrates the death of al-Baghdadi, both tyrant and monster, and Trump claims credit in this the sole victory of his administration, as if for the trophy head of some dangerous beast shot by a guide while enjoying cocktails at the hunting camp, it may be interesting to compare the parallel lives, methods, and goals of Trump and al-Baghdadi.
A full psychological and historical study of Trump and al-Baghdadi as figures of fascist terror and madness on a global political scale in the context of civilizational conflicts would require a book of Biblical proportions and thesis-level scholarship such as Waite’s brilliant work on Hitler. Here I note only some of the obvious alignments and congruences; both Trump and al-Baghdadi are megalomaniacs and psychopaths who seized power through manipulation of those who perceived themselves as victims and readily dehumanized others to change their status, using disruption of norms and a reimagination of reality through lies and misdirects to shape history, and enacted regimes of state terror and campaigns of religious and ethnic cleansing and of patriarchal misogyny and sexual violence against women.
Of Trump we have a cornucopia of information; Dr Justin Frank’s book Trump on the Couch and The Dangerous Case of Donald Trump: 27 Psychiatrists and Mental Health Experts Assess a President by Bandy X. Lee are excellent resources, particularly illuminating on Trump’s erotic relationship with his daughter, the fantasies of violence and power which are rooted in his childhood relationship with his tyrannical and abusive father, and his inability to love or empathize with others as a result of his abandonment by his mother.
Pathological lies, poor impulse control, and grandiose fantasies and delusions complete the picture of a narcissistic personality and psychopathic predator. Trump cannot distinguish truth from lies and delusions; his madness and childlike feeble mindedness, the tantrums and psychotic rages, the bullying and narcissism of a spoiled brat, does not however absolve him of responsibility for his actions, or those of the treasonous cabal of sex predators and fascists he has gathered around him.
How Trump’s particular madness is expressed in our national policy is a horror which can described with precision; his fear of contamination and faecal fixation translate into his signature campaign against nonwhite others and a policy of ethnic cleansing and racist state terror, his misogyny into a patriarchal wave of legal disempowerment of women’s reproductive rights, his fragile ego, identity confusion, and need for attention into a governance of Nuremberg-like rallies, the cultivation of despicable autocrats, and the obsessive vengeance against anyone who refuses to offer adoration and submission.
Above all what unites Trump and his puppetmaster Putin, his model Hitler, and his mirror image al-Baghdadi, as monsters and tyrants who reflect one another and as parallel figures and historical forces is the theory of politics as theatre of cruelty, the state as embodied psychopathy and violence, and government as performance art.
For their performances of leadership as clowns of terror and madness provide mirror opposite images of the reign of the Roman Emperor described with wit and guile by Antonin Artaud in his great novel Heliogabalus; or, the Crowned Anarchist, a figure who disrupted norms as an agent of change and chaos to transform an inert and ossified society, whereas Trump and al-Baghdadi have acted as partners in reaction to disrupt civilization itself and return us to a pre-democratic barbarian tyranny.
Trump claims to have killed his dark reflection and shadow self by his spurious arrogation of a victory won by our intelligence and military services; but history will always see this second face behind his mask, a secret twin he bears into eternity, a face of power and twisted desires unrestrained by the laws and values of a democratic civilization and a free society of equals: the face of Trump’s heart of darkness, al-Baghdadi.
So I wrote on October 28 2019; and so I must write now of Biden’s secret face and heart of darkness, Abu Ibrahim al-Hashimi al-Qurayshi, linked now for eternity as figures of terror, murderous retribution, and cruelty.
State terror and imperialism has met sectarian and patriarchal terror as tyranny and organizations of institutionalized violence and power; we can only hope now that they will recognize their twin image in the mirror of death which war and acts of force and violence confront us with, and walk away from the precipice which threatens to consume us all.
As Ken Kesey said in his historic speech to a peace protest against the war in Vietnam recorded in Tom Wolfe’s novel The Electric Kool-Aid Acid Test; “The way to end war is just walk away and say fuck it. Just walk away and say fuck it.”
Every word of this remains true, in these and all cases of tyranny and the institutional terror of carceral states of force and control, of authorized identities and falsification by propaganda and rewritten histories, of imperial conquest and dominion and colonial exploitation and enslavement. It is also true now of Russia in the invasion of Ukraine.
As I wrote here of Trump we may also say of his master Putin; for Traitor Trump is but a negative space and shadow cast by his original type, and both are atavisms of fear and force, chasms of emptiness which nothing can fill, no amount of dominion and control of others, displays of wealth and power or vainglorious strutting, to which no sacrifices of things loved by others or the terror and pain of their victims can suffice, for such is the nature of psychopathy and of politics as a theatre of cruelty.
What does this mean?
For us in this moment and in the context of the question of violence and the social use of force, it means that in the unequal balance of power between Russia and Ukraine, wherein real people are dying because someone has the power to steal what they have, a predator for whom nothing is real or has meaning but force and power, we must find answer to the declaration of Ayn Rand’s monstrous protagonist Howard Roark in The Fountainhead as he commits rape; “The question isn’t who is going to let me; it’s who is going to stop me.”
Who will stop Putin’s conquest of Ukraine?
If they come for one of us, let them be met with all of us; not divided by hierarchies of elite belonging and exclusionary otherness, nor defeated by learned helplessness and terror, but united in solidarity and refusal to submit as one unconquerable and united humankind.
I am a hunter of fascists, and mine is a hunter’s morality. There is a simple test for the use of force; who holds power?
For me, this is simple; the nation invading another is in the wrong. This is no different from chancing to discover a policeman kneeling on someone’s neck, in which case our duty of care for others requires us to save the life of the person who is being murdered right in front of us, regardless of any irrelevant details like which of them has the badge and the gun, the authority and the power, by any means necessary.
Law serves power, and there is no just authority.
Even if neither nation is a democracy, and victims of unequal power have no inherent moral burden of virtue as Shaw teaches us with the figure of Arthur Doolittle in My Fair Lady, one of them stealing the lives and freedom of the other as the right of sovereignty, self-determination, autonomy, and independence cannot be just, and must be opposed.
By any means necessary.
While the political origins of conflict are often ambiguous, its consequences for the people in the path of a conquest are not. As my long term goals remain a united humankind and a stateless society which has abandoned the social use of force and control and with it all laws, authorized identities, and the tyranny of other peoples ideas of virtue, and the emergence of a free society of equals from divisions of exclusionary otherness, elite hegemonies of wealth, power, and privilege, and from fascisms of blood, faith, and soil, I stand with Ukraine and with any liberation movement of sovereignty and independence anywhere, and with the people of Russia against the oligarchy and Putin and for all democracy movements against tyranny.
Let us stand in solidarity as a band of brothers, wherever men hunger to be free.
Our duty of care for others sometimes requires us to place our lives in the balance with all those whom Frantz Fanon called the Wretched of the Earth; the powerless and the dispossessed, the silenced and the erased. I am only one man, and not extraordinary, with nothing but my witness of history and my vision of our future possibilities of becoming human to hurl against the chasms of darkness and the terror of our nothingness in the face of overwhelming force and amoral imperial and carceral states.
But I cannot be complicit in silence with these crimes against humanity, to which as with fascism there can be but one reply: Never Again! A rallying cry complicated by its popularization in the title of founder of the Jewish Defense League Meir Kahane’s book “Never Again!: A Program for Survival, its origin is in Isaac Lambdan’s 1926 poem Masada; “Never shall Masada fall again”; it first appeared in its current form on signs written by the prisoners of Buchenwald after its liberation.
Elie Wiesel defines the phrase in his novel Hostage; “Never again” becomes more than a slogan: It’s a prayer, a promise, a vow. There will never again be hatred, people say. Never again jail and torture. Never again the suffering of innocent people, or the shooting of starving, frightened, terrified children. And never again the glorification of base, ugly, dark violence. It’s a prayer.”
Here I would declare Sic Semper Tyrannis, but this is a phrase from the shadows and legacies of our history from which we must emerge, and includes the assassinations of Julius Caesar and Abraham Lincoln, whose killers I despise and would not align myself with.
I do not trust certainties or those who act in their name, Gott Mitt Uns bearing a history of atrocities and terror which has no equals, and includes the Crusades, the Inquisition, the Thirty Year’s War, and the Holocaust. As Voltaire wrote in his 1765 essay Questions sur les miracles; “Those who can make you believe absurdities, can make you commit atrocities.”
Instead I will say with the magnificent Lt. Aldo Raine in Inglorious Basterds, and I hope in a way which preserves and reflects the moral ambiguity, contingency, and relativity of the original in the film; “Now that I can’t abide. How ’bout you, can you abide it?”
Here are the references from my essay; first among them my theme song for Last Stands, which I posted on August 24 as I joined the defense of Afghanistan after its fall, and post now as I prepare to join the defense of Ukraine with the Abraham Lincoln Brigade:
Inglourious Basterds: Shoshanna Prepares for German Night
Insecure, weak Putin craves the popular vote, but uses violence to guarantee it | Observer editorial
‘A farce, not an election’: Russians abroad join ‘Noon against Putin’ protest
The Undeserving: Alfred P. Doolittle’s Speech in My Fair Lady
The Conscience of the King: Star Trek Season 1, episode 13
By Any Means Necessary speech by Malcolm X
Mother Night by Kurt Vonnegut film
https://www.imdb.com/title/tt0117093/?ref_=ext_shr_lnk
Kenneth Branagh’s Henry V: St. Crispin’s Day Speech
The Magicians: Fear, Power, Force, and the Origins of Evil
Dr. Strangelove trailer
Oppenheimer Quotes the Bhagavad Gita 11.32.; I am become Death
Translations of the passage
Klimt’s Beethoven Frieze, detail of Typhoeus and his daughters
Rashomon Effects: Kurosawa, Rashomon and Their Legacies
by Blair Davis (Editor), Robert Anderson (Editor), Jan Walls (Editor)
Napoleon Symphony: A Novel in Four Movements, by Anthony Burgess
Their Morals and Ours: The Class Foundations of Moral Practice
by Leon Trotsky, John Dewey, George Novack, David Salner
https://www.goodreads.com/book/show/184450.Their_Morals_and_Ours
The Groundings with My Brothers, by Walter Rodney
https://www.goodreads.com/book/show/1205543.The_Groundings_with_My_Brothers
Never Again! A Program for Survival, by Meir Kahane
Hostage, by Elie Wiesel
The Wretched of the Earth, by Frantz Fanon, Jean-Paul Sartre (Preface),
Dirty Hands, by Jean-Paul Sartre
The Electric Kool-Aid Acid Test, by Tom Wolfe
Heliogabalus; or, the Crowned Anarchist, by Antonin Artaud
The Fountainhead, by Ayn Rand
The Dangerous Case of Donald Trump: 27 Psychiatrists and Mental Health Experts Assess a President, by Bandy X. Lee
Trump on the Couch: Inside the Mind of the President, by Justin A. Frank
The Psychopathic God, by Robert G.L. Waite
The Painted Bird, by Jerzy Kosiński
The Torture Garden, by Octave Mirbeau
The Idiot, by Fyodor Dostoevsky, Anna Brailovsky (Translator)
The Instant of My Death / Demeure: Fiction and Testimony, by Maurice Blanchot, Jacques Derrida
Henry V, Folger Shakespeare Library, by William Shakespeare, Barbara A. Mowat (Editor), Paul Werstine (Editor), Michael Neill (Essay)
Beyond Good and Evil, by Friedrich Nietzsche
The New Annotated Frankenstein, by Mary Wollstonecraft Shelley, Leslie S. Klinger (Goodreads Author) (Editor), Guillermo del Toro (Introduction), Anne K. Mellor (Afterword)
Borne, by Jeff VanderMeer
https://www.goodreads.com/book/show/31451186-borne
Wuthering Heights, by Emily Brontë, Richard J. Dunn (Editor), Charlotte Brontë (Commentary), Robert Heindel (Illustrator)
https://www.goodreads.com/book/show/6185.Wuthering_Heights
Death in Venice, by Thomas Mann, Michael Cunningham (Goodreads Author) (Introduction), Michael Henry Heim (Translator)
Lolita, by Vladimir Nabokov
Ring of Power: Symbols and Themes Love Vs. Power in Wagner’s Ring Circle and in Us : A Jungian-Feminist Perspective, by Jean Shinoda Bolen
Paradise Lost and Paradise Regained, by John Milton, Christopher Ricks (Annotations)
https://www.goodreads.com/book/show/336518.Paradise_Lost_and_Paradise_Regained
The Tempest, Folger Shakespeare Library, by William Shakespeare, Paul Werstine (Editor), David Lindley (Editor), Israel Gollancz (Preface & Glossary), Barbara A. Mowat (Editor)
The Power That Preserves (The Chronicles of Thomas Covenant the Unbeliever #3), by Stephen R. Donaldson
e
https://www.huffpost.com/entry/ukraine-evacuation-halted-cease-fire_n_62234cf7e4b012a2628b24d8
https://www.theguardian.com/world/2022/mar/04/russia-ukraine-how-the-west-woke-up-to-vladimir-putin
How does one read such a manifesto?
Herein I write a manifesto of action as Socratic dialog and Swiftian satire, which as stated in the title questions “the Origins of Evil and the Social Use of Force, and of the State as Embodied Psychopathy and Violence”.
As the motto of my publication Torch of Liberty declares, my intent is “to incite, provoke, and disturb.”
Consider also that I claim the Four Primary Duties of a Citizen as Question Authority, Expose Authority, Mock Authority, and Challenge Authority, and that I do these things in performance as what Foucault called a truth teller, in the pursuit of truth as a sacred calling.
In this essay I interrogate a set of interdependent problems which I believe are central to the project of becoming human we all share, and the consequences of the Wagnerian Ring of fear, power, and force posed to us by the situation we face in this moment, and here I use the term moment in the ways that Jacques Derrida and Alain Badiou did, wherein a monstrous tyrant threatens nuclear war and the extermination of all humankind on a whim of infantile tantrum, and we must choose one or the other.
It is a dilemma which like all use of social force makes us complicit in evil, a primary strategy of fascism in our subjugation, and which reproduces the conditions from which states arise as embodied psychopathy and violence, elite hegemonies of wealth, power, and privilege, and fascisms of blood, faith, and soil.
Badiou claims events are fundamentally indeterminate and structured by the dialectics of possibility and impossibility, maybe-maybe not as my mother used to say to students who asked her for positional declarations, judgements, authorized versions, singing the words and bouncing her hands from side to side.
For Derrida, as my friend Rene Troy Tun has described, “the event in its absolute singularity is thus resistant to cognitive description, critical objectification, interpretive reduction, and theoretical elaboration.”
Here with this primary existential question of human being, meaning, and value I struggle to find synthesis; like the performance of our identities, this process need not be determinative or prescriptive, but a space of free creative play.
If we have no answers, we must learn to ask better questions.
In this tilting at windmills I use Milorad Pavić’s Dictionary of the Khazars as my model, a magisterial work which comes in male and female versions and whose meaning changes with a difference of seventeen lines between them.
How if Vladimir Putin Should Be Assassinated? Do we save one life, that of a mad tyrant who will destroy us, and damn the world?
Such is my witness and confession.
Dictionary of the Khazars, by Milorad Pavić
https://www.goodreads.com/book/show/321566.Dictionary_of_the_Khazars
Works of Jacques Derrida
Works of Alain Badiou
Russian
16 марта 2024 г. Массовый глобальный протест разоблачает императора, у которого нет легитимности: сфальсифицированные выборы Путина
Героическая волна массовых протестов прокатилась по миру в ответ на фальсифицированные выборы Путина, несмотря на убийства и пытки, используемые режимом для жестоких подавлений инакомыслия, в то время как движения за мир и демократию в России объединяются в один голос, чтобы призвать императора, который не имеет легитимности.
Всегда обращайте внимание на человека за кулисами. Как говорит Дороти Озу; «Ты просто старый обманщик!»
В России и во всем мире давайте исполним четыре основные обязанности гражданина; Полномочия по вопросам, полномочия по разоблачению, полномочия по имитации и полномочия по оспариванию. Таковы этапы революционной борьбы за делегитимацию несправедливой власти.
Закон служит власти, порядок присваивает, и справедливой власти не существует.
Что делать, как просили Толстой и Ленин с такими разными последствиями? Здесь я излагаю свои мысли, когда я прорабатывал последствия социального применения силы в контексте российской тирании и вторжения на Украину, прежде чем принять решение начать одновременные действия, чтобы принести расплату Путину и его режиму и присоединиться к сражайтесь в Мариуполе за освобождение Черного моря и портов Украины, в моем посте от 6 марта 2022 г. Что, если Владимира Путина следует убить? Исследование истоков зла и социального использования силы, а также государства как воплощения психопатии и насилия; В третьем романе «Хроник Томаса Ковенанта» Стивена Р. Дональдсона «Сила, которая сохраняет» есть строка, в которой говорится о герое, который отказывается быть вызванным на помощь, потому что в его другом мире, нашем, ребенка укусил змея и ее надо спасать; «Могу ли я проклясть мир, чтобы спасти жизнь одного ребенка? Я не уверен, что смогу сделать такой выбор».
Сегодня мы рассматриваем противоположное; Я не уверен, что смог бы принять решение позволить миру сгореть и вызвать вымирание человечества, чтобы спасти жизнь одного человека, Владимира Путина, чье безумное имперское завоевание Украины теперь угрожает будущему всех нас.
Жизнь одного военного преступника и неисчислимые ужасы, которые он принесет; Я не мог выбрать спасение монстра, который может уничтожить нас всех, вместо спасения человечества и нашего мира.
Насилие работорговца нельзя сравнивать с насилием, которое использует раб, чтобы разорвать свои цепи, как учит нас Троцкий в книге «Их мораль и наша».
Сенатор, с которым я обычно не согласен, недавно сделал вполне разумное предложение, за что его осудили в средствах массовой информации как друзья, так и враги, даже АОК, за которого я уже высказался на следующих президентских выборах, независимо от того, будет ли это или нет она в бюллетенях для голосования.
Мне трудно понять, почему это предложение не было воспринято с большим энтузиазмом обеих партий, учитывая нашу историю. В конце концов, убийства и свержение неудобных правительств — это то, чем мы занимаемся постоянно. Мы даже создаем или извлекаем выгоду из непростительных справедливых причин войны, таких как бомбардировка Россией ядерного объекта на этой неделе, чтобы начать собственные имперские завоевания; террористическая атака на башни-близнецы послужила предлогом для захвата героиновых полей Афганистана и нефтяных месторождений Ирака, жертвоприношения нашим общим ритуалам общественного горя и жажды мести, а также вымыслы Херста о затоплении военного корабля США «Мэн» в Гаване в 1898 году. Харбор подарил нам Испано-американскую войну, Кубу, Филиппины, Гуам, Пуэрто-Рико, Гавайские острова, которые мы украли просто потому, что могли, а затем и президентство героя войны Тедди Рузвельта.
Пойти к нам? Обычно мы с большой жадностью пользуемся такими шансами.
Возможно, мы, люди, взрослеем и отказываемся от применения силы и насилия. Вопрос в том, сможем ли мы выжить и достичь стадии конца детства; и это неотъемлемая дилемма силы и власти, поскольку такие силы дихотомичны, двунаправлены и имеют непредвиденные последствия.
Как написано Джоан Э. Греве и Вивиан Хо в The Guardian; «Линдси Грэм вызвала широкое осуждение после того, как сенатор от Южной Каролины предложил убить Владимира Путина, чтобы положить конец вторжению России в Украину.
Впервые Грэм высказал это предложение во время выступления на шоу ведущего Fox News Шона Хэннити в четверг вечером, а затем повторил эту идею в твите, который быстро стал вирусным.
«Есть ли Брут в России? Есть ли в российской армии более успешный полковник Штауффенберг? Единственный способ положить этому конец — это чтобы кто-нибудь в России устранил этого парня», — написал Грэм в Твиттере. «Вы окажете своей стране – и миру – огромную услугу».
Брут относится к одному из убийц римского императора Юлия Цезаря, а Штауффенберг был офицером немецкой армии, казненным за попытку убить Адольфа Гитлера в 1944 году.
Грэм добавил в отдельном твите: «Единственные люди, которые могут это исправить, — это русские люди. Легко сказать, трудно сделать. Если вы не хотите прожить во тьме всю оставшуюся жизнь, быть изолированным от остального мира в условиях крайней нищеты и жить во тьме, вам нужно взять на себя ответственность».
Несмотря на немедленную критику комментариев Грэма со стороны левых и правых в США, он еще раз усилил эту идею в пятничном утреннем интервью Fox & Friends. «Я надеюсь, что кто-то в России поймет, что он разрушает Россию, и вам нужно уничтожить этого парня любыми возможными способами», — сказал Грэм.
Американские законодатели от обеих партий отреагировали на комментарии Грэма шоком, тревогой и возмущением, указав на опасность требования убийства лидера, войска которого в настоящее время занимаются обстрелами атомных электростанций.
«Мне бы очень хотелось, чтобы наши члены Конгресса охладили это и урегулировали свои высказывания, поскольку администрация работает над тем, чтобы избежать [третьей мировой войны]», — написала в Твиттере прогрессивная конгрессменка Ильхан Омар.
Члены Конгресса-республиканцы были не менее критичны, поскольку сенатор Тед Круз высмеял предложение Грэма как «исключительно плохую идею». «Используйте масштабные экономические санкции; БОЙКОТ российской нефти [и] газа; и предоставить военную помощь, чтобы украинцы могли защитить себя», — сказал Круз. «Но мы не должны призывать к убийству глав государств».
Даже Марджори Тейлор Грин – конгрессмен-экстремистка, которая вызвала возмущение, среди прочего, сравнив ограничения, связанные с коронавирусом, с обращением с евреями во время Холокоста – присоединилась справа с критикой Грэма.
«Хотя мы все молимся за мир [и] за народ Украины, это безответственно, опасно [и] безумно. Нам нужны лидеры со спокойным умом и твердой мудростью», — написал Грин в Twitter. «Не кровожадные воинственные политики, пытающиеся жестко писать в Твиттере, требуя убийств. Американцы не хотят войны».
Пресс-секретарь Белого дома Джен Псаки заявила: «Мы не выступаем за убийство лидера иностранного государства или смену режима. Это не политика Соединенных Штатов».
Действительно? Когда это не было именно нашей национальной политикой? Президент Байден приказал убить Абу Ибрагима аль-Хашими аль-Курайши, человека в Сирии, которого наше государство без каких-либо доказательств объявило новым лидером ИГИЛ, который, если обвинение было правдой, представлял опасность только для наших общих врагов, Аль-Каиды и режим Асада, массово убивающий всю его семью просто для того, чтобы отвлечь внимание от своих многочисленных неудач, точно так же, как Трамп сделал годом ранее со своим предполагаемым предшественником Абу Бакром аль-Багдади.
Разве Америка не убила Сальвадора Альенде и не пыталась бесчисленное количество раз убить Фиделя Кастро, обоих героев, столь же великих, как любой американский президент?
Разве мы не убивали в огромных и ужасающих количествах, чтобы завоевать свободу от Британской империи в Войне за независимость, от рабства во время Гражданской войны и от фашизма во Второй мировой войне?
Мы — нация, основанная на смерти и терроре, благодаря словам, с которыми Джордж Вашингтон послал двенадцать тысяч солдат, чтобы подавить восстание виски 1792 года и продемонстрировать силу нового федерального правительства по обеспечению соблюдения налогов; «Правительство — это не разум. Это не красноречие. Правительство — это сила; как огонь, это опасный слуга и пугливый господин».
Не говорите мне о моральном превосходстве Америки.
О мои братья, сестры и другие, кто идет со мной в этот огненный век, когда на чаше весов висят свобода и тирания и, возможно, выживание или вымирание человечества, я благодарю вас за время, которое мы провели здесь в беседе, которая Я лелею как убежище от мира, как театр, в котором я могу обработать свои реакции на сломанность мира и недостатки нашей человечности, и как кузницу действия в исполнении выбранных мной ролей говорящего правду. создатель зла для тиранов и становящийся опорой перемен.
Наша вселенная Хаоса, иррационального и неконтролируемого, и обстоятельств, выходящих за рамки
наша воля может навлечь на нас катастрофу и разрушительные для жизни события в любой момент, по любым причинам или вообще без них, и если случайно это последнее, что у меня есть возможность написать, я хочу, чтобы вы и все, кто был частью моей всю жизнь знать, что ты помог мне найти баланс между ужасом нашего небытия в радости нашей свободы и красоте мира, исцелении искупительной силой любви и надеждой на наши будущие возможности стать людьми в поэтическом видении и переосмысление и трансформация человечества.
Если бы вы случайно знали, что время, проведенное здесь, чтобы делать и заниматься тем, что придает смысл и ценность нашей жизни, может исчисляться не тысячелетиями, а часами и днями, что бы вы делали и кем были? Делайте и будьте этим сейчас и никогда не останавливайтесь; поскольку, как учит нас Курт Воннегут в «Матери Ночи», мы становимся теми, кем притворяемся. Здесь важно то, что наши представления о самих себе выбираются и принадлежат нам, и что мы владеем историями, в которых живем.
Самый важный вопрос, который следует задать в истории: чья это история?
Всегда остается борьба между масками, которые другие создают для нас, и теми, которые мы делаем для себя. Это первая революция, в которой мы все должны бороться; борьба за право собственности на себя.
Мы вот-вот пройдем через событие Врат Расёмон, перелом, релятивизацию, раздвоение временных линий и распространение альтернативных вариантов будущего и реальностей, и все ставки на то, что ждет нас на другой стороне, сделаны.
И все это потому, что безумный тиран съеживается и бушует в своих лабиринтах тьмы, фрагментированный и раздираемый демонами, населяющими его, в то время как его мечты об империи и господстве рушатся и в соответствии с Третьим законом Ньютона создают силы собственного разрушения. , как и в случае с его предшественником Адольфом Гитлером в конце, с одним важным отличием; под его пальцем лежит кнопка, запускающая ядерное уничтожение, и она зовет его шепотом; «Освободи меня, и я сделаю тебя могущественным».
Итак, как сказал Альфред Дулиттл Хиггинсу в «Моей прекрасной леди»: «Я вам это говорю; и я оставляю это тебе»; мы спасем одну жизнь и проклянем мир?
Как я писал в своем посте от 22 февраля 2022 года, в годовщину мученической кончины Малкольма Икса; Наша история формирует нас как повествования, в которых мы играем свои роли; и мы также изменяем и захватываем право собственности на нашу историю и наши истории по мере того, как мы их исполняем и разыгрываем.
Это возвращает нас к вопросам неравной власти, идентичности и социального использования силы и насилия, вопросам, которые жизнь и творчество Малкольма Икс сосредотачивают и придают им ужасный и чудесный фокус.
Его принцип действия «Любыми необходимыми средствами» подобен загадке, произнесенной мастером дзэн, для которой не существует единого толкования и на которую не могут дать ответ никакие слова, а только дела. Это принцип, который помог нам освободиться от истории и который, в конце концов, отразился на нем и убил его.
Опасная идея, поскольку применение силы подчиняется третьему закону Ньютона и всегда действует в обоих направлениях, действия и противодействия, непредсказуемо и скользко в руках. Однако идея должна быть опасной, если она хочет быть полезной в борьбе за освобождение.
Насилие, используемое рабовладельцем, нельзя сравнивать с насилием, которое использует раб, чтобы разорвать свои цепи, как перефразировал Троцкий в книге «Их мораль и наша», которая является продолжением ницшеанской дихотомии морали господина и раба. У этого изречения есть и обратная сторона; государство не имеет законных полномочий применять смерть, насилие, силу или контроль для подавления инакомыслия, кражи гражданства или нарушений наших универсальных прав человека или установления личности. Это привело к тому, что Сталин убил Троцкого, поскольку он справедливо называл тиранию и террор тиранией и террором, независимо от того, как называют себя те, кто хотел нас поработить.
Революционная борьба, протестные движения и освободительные войны используют силу и насилие для построения общества, свободного от неравенства, когда нет других средств, из-за навязанных условий революционной борьбы, когда тирания и террор власти, государственная сила и контроль, а элитные гегемоны богатства, власти и привилегий отвечают на инакомыслие репрессиями, потому что они лишены легитимности и имеют только страх удерживать рабов на их работе. Те, кто хотел бы поработить нас, отказываются вести переговоры, потому что считают людьми только себя, и без дебатов нам остается только меч.
Любой, кто стоит между тиранией и государственным террором завоеваний, порабощения и смерти, а также жизнями невинных людей, является героями и защитниками нашей человечности. Детали не имеют значения.
Как такие ужасные вещи возникают и захватывают нас, приспосабливая нас к их использованию?
Как я писал в своем посте от 24 октября 2021 г. «Принимая наше чудовище: Иеросгам во Франкенштейне и Грозовом перевале»; Наши монстры, мы сами; гениальность, безумие, вдохновение, стремление стать богами; кто из нас не жаждал украсть божественный огонь, заглянуть за пределы самих себя, т.
o бросать вызов всем ограничениям и законам? Быть хотя бы на мгновение непобежденным Виктором Франкенштейном?
Однако, как Просперо сказал о Калибане, мы также должны сказать и о чудовище Франкенштейна; «Эту вещь тьмы я признаю своей».
Как я уже писал о пересказе Вандером Меером Франкенштейна в романе «Борн»; В великолепном романе Мэри Шелли речь шла также об отказе от ребенка, который уже не идеален, а также о ряде других тем, включая истоки насилия.
Основная тема романа «Франкенштейн» — чудовищность Бога, который, как и Виктор, создает, а затем бросает своего ребенка, когда он несовершенен и больше не является его отражением, когда мы становимся своими собственными свободными и независимыми существами. Да, Виктор хочет стать богом, поэтому эта история находит отклик у всех и является аллегорией неспособности науки реализовать идеалистические взгляды на человечество, причем роман является одновременно кодификацией и критикой романтического идеализма.
Но в своем стремлении стать богом Виктор также желает, чтобы ему поклонялись и ему подчинялись; он хочет освободиться от порабощения властью, но не освободить других. Вместо того, чтобы изменить природу власти, силы и контроля, свергнув со своего трона бога-тирана, который привязал нас к своим законам, а затем покинул нас посредством отмены Закона и социального использования силы, а также централизации власти и власть для элиты, как это сделал бы настоящий революционер, трагический недостаток гордости Виктора вынуждает его стать следующим тираном и разыграть роль своего бывшего врага.
Это цикл заместительной тирании, который, как указал Владимир Набоков в своем романе «Лолита», блестящей критике краха идеализма, приведшего к казни его отца во время русской революции как аристократа, был повторен во всем мире в революциях, которые стали тирании, особенно в навязанных условиях антиколониальной борьбы.
В сериале «Волшебники» есть фраза, произнесенная злодеем из сериала «Волшебники», пережившим жестокое обращение в детстве и тираном, известным как Зверь за свои ужасные преступления, когда-то бессильным и напуганным Мартином Чатвином, а теперь, как Сатурн, чудовищным богом-людоедом; «Знаешь, когда я был мальчиком, мужчина, который должен был заботиться обо мне, склонял меня над своим столом и держал меня снова и снова каждый раз, когда я была с ним наедине. Это помогает мне понять истину. Ты сильный или ты слабый. «
Вот подлинная ложь тирана и фашиста в апологетике и самооправдании власти; ложь о том, что только сила имеет смысл, что нет добра и зла. То, как мы используем власть, имеет такое же значение, как и то, кто ею владеет. Страх и сила — основные, но не единственные средства человеческого обмена; любовь, членство и принадлежность не менее важны. Великий вопрос, на который пытается ответить демократия, заключается в том, как сбалансировать права и потребности людей, чтобы никто не мог ущемлять права других.
Эта линия прекрасно отражает внутренние противоречия вагнеровского кольца страха, власти и силы как источника зла; поскольку использование социальной силы подрывает собственные ценности. Тем не менее, навязанные условия революционной борьбы часто требуют насилия, и пока боги закона и порядка не будут свергнуты со своих тронов, я должен согласиться со знаменитым изречением Сартра в его пьесе 1948 года «Грязные руки», процитированным Францем Фаноном в его речи 1960 года. «Почему мы используем насилие»; Малкольм Икс сделал его бессмертным; «любыми средствами».
Как написано Уолтером Родни в книге «Приземление с моими братьями»; «Нам сказали, что насилие само по себе является злом и что, какова бы ни была причина, оно морально неоправданно. По каким нормам морали насилие, применяемое рабом, чтобы разорвать свои цепи, может считаться таким же, как насилие рабовладельца? По каким стандартам мы можем приравнять насилие чернокожих, которых угнетали, подавляли, подавляли и репрессировали на протяжении четырех столетий, к насилию белых фашистов? Насилие, направленное на восстановление человеческого достоинства и равенства, не может оцениваться теми же мерками, что и насилие, направленное на поддержание дискриминации и угнетения».
А вот отрывок, на который он ссылается из книги Льва Троцкого в книге «Их мораль и наша: Классовые основы моральной практики»; «Рабовладелец, который хитростью и насилием заковывает раба в цепи, и раб, который хитростью или насилием разрывает цепи, — пусть не говорят нам презренные евнухи, что они равны перед судом нравственности!»
Мне не нужно ничего, что ограничивает нашу способность противостоять злу; границы Запретного, тирания нормальности и представления других людей о добродетели или пределы нашей человечности.
И все же, размышляя, я думаю о тех великих деятелях, которые были одновременно героями освобождения и злодеями тирании; Наполеон, Вашингтон, Сталин, Мао — этот список представляет собой почти бесконечный перечень горестей и провалов видения, в которых дивные новые миры превратились в ад и государства-тюрьмы. В качестве доказательства я привожу Французскую и Американскую революции и их имперскую
Государства-преемники, Советский Союз и Коммунистическая партия Китая, и, прежде всего, государство Израиль, мечта об убежище, выкованная в терроре Холокоста, жертвы которого извлекли неправильные уроки из нацистов и взяли на себя свою роль в оккупации Израиля. Палестина. Опасности идеализма, которым нас учили Владимир Набоков в «Лолите» и его модель Томас Манн в «Смерти в Венеции», вполне реальны; но так же опасны подчинение власти и соучастие в молчании перед лицом зла.
Как революция захватит власть, не превратившись при этом в тиранию? Как нам собрать силу и волю, чтобы противостоять несправедливой власти, не навязывая в свою очередь другим свои представления о добре?
Это дилемма власти; что мы должны применить силу, чтобы отобрать его у наших угнетателей, и что мы должны отказаться от него, когда оно принадлежит нам, и отказаться подчинять своих собратьев нашей воле.
Мы должны отказаться подчиняться власти, если хотим захватить нашу свободу; и мы должны отказаться подчинять других, чтобы они могли сделать то же самое, если мы хотим не стать монстрами, на которых охотимся.
Мне нравится и сопереживает персонаж Виктора в аллегории происхождения зла Мэри Шелли, и я использовал варианты этого имени в качестве псевдонимов, потому что он является фигурой мятежного ангела Мильтона, но я также восхищаюсь этим монстром во всем его великолепии, фигура Тени по мотивам Калибана из «Бури». История об их отношениях как родителя и брошенного и поврежденного ребенка, о взаимодействии этих личностей в развитии психики и процессах становления человека, а также о политических последствиях инаковости и чудовищности.
Франкенштейн обращается к темам противостояния науки и природы, разума и страсти, и обе эти темы находятся в рамках прометеева восстания против Бога, власти и универсального закона как формы идеализма; это с точки зрения создателя монстра.
С точки зрения монстра роман изображает обезображивание души из-за того, что ее бросил родитель, который также действует как фигура бога-творца и Власти, известная как проблема Deus Absconditus, которая относится к богу, который привязал нас к его презренные законы, а затем сбежал, прежде чем его поймали, и который подталкивает ребенка к достижениям и превосходству как его доверенное лицо владычества и оправдания перед миром, вместо того, чтобы наделять ребенка способностью самостоятельно открывать и следовать уникальному блаженству и индивидуальности – что за Греки называли Арете или Добродетель, но также обозначали превосходство, как в случае с высшим хищником и идеалом патриархальной мужественности Ахиллесом в «Илиаде», одним из источников Мэри Шелли – на выбранной арене, но который, как Альберих в «Кольце Вагнера», должен отказаться от любви, чтобы завоевать превосходство и власть. делая любую победу бессмысленной и пустой, дегуманизируя ребенка и формируя сосуд ярости и мести, тирана, выкованного в жестокой борьбе за освобождение себя от порабощения, с железной самодисциплиной и волей, чтобы в свою очередь подчинять других, страшен и жалок и с величием измученного непокорного зверя, заключенного в ту же плоть, что и невинный, которого нужно любить и который не может понять, почему он кажется другим чудовищным. Речь идет о рождении монстров и хаотической пластичности идентичностей и отношений.
Как написано Октавом Мирбо в «Саду пыток»; «Монстры, монстры! Но монстров нет! То, что вы называете монстрами, — это высшие формы или формы, находящиеся за пределами вашего понимания. Разве боги не монстры? Разве гениальный человек не является чудовищем, подобным тигру или пауку, как и все индивидуумы, живущие вне социальной лжи, в ослепительном и божественном бессмертии вещей? Да ведь я тоже — чудовище!»
История, которая одновременно является греческой трагедией и фрейдистским исследованием процессов и отношений между Ид, Эго и Супер-Эго, с третьей параллельной сюжетной линией, связанной с романтическим переосмыслением библейского Бытия, таким как история Блейка, и одновременно является апофеозом романтического идеализма. и его первая критика, экзегеза и классический миф, диалектика ответственности и рассуждения о категориях бытия Аристотеля, критика естественного человека Руссо и Сверхчеловека Ницше, которую она также вдохновила в рекурсивной петле влияния через моря времени. Ее автором был пифийский провидец, чье видение простиралось на столетия вперед и чья огромная ученость позволила переосмыслить некоторые из величайших произведений нашей исторической цивилизации.
Влияние Мэри Шелли отражается во времени, умножается и меняет контексты ее полиморфных значений. Нельзя думать о Грегоре Замсе Кафки, не думая о его оригинале, двуаспектном ребенке-монстре, созданном для того, чтобы связать нашу природу с разумом, нельзя читать ее источники и ссылки в пророчествах Уильяма Блейка и «Потерянного рая» Мильтона, не переоценивая их с точки зрения Роман Мэри Шелли; ее работа находит отклик в прошлом и будущем, а что касается, то меняется.
Кто может читать произведения Эмили Бронте, не осознавая ее великого «нет»?
изменился ли «Грозовой перевал» вместе с нашим осознанием того, что его автор считала себя Виктором Франкенштейном и титаном Прометеем, изгнанным с небес, подобно мятежному ангелу Мильтона? Что Хитклиф — ее монстр, демон, с которым нужно объединиться в возвышенном ницшеанском восторге преобразующего возрождения? И не меняет ли это прочтение ее источника Франкенштейна?
Вложенный набор тем и контекстов-пазлов, множество повествовательных нитей, которые создают парадоксы значений, смену ролей и инверсию идентичностей, а также сомнение в миссии цивилизации и морали прогресса; Мэри Шелли создала современный мир своей великой книгой «Франкенштейн».
Это современность, которая может раскрыть безграничные возможности стать человеком, или, как «Ящик Пандоры» и «Конфигурация плача» производителя игрушек ЛеМаршана в мифах Клайва Баркера «Восставший из ада», высвободить ужасы, превосходящие наше воображение, как Путин сейчас угрожает сделать с ядерной войной и уничтожением.
Когда Путин, как доктор Стрейнджлав, загипнотизированный звуком сирены своих ракет и их обещанием абсолютной власти, силы тотального разрушения и конца человечества, повторяет ритуальное заклинание Оппенгеймера; «Вот! Я стал Смертью, разрушителем миров!», вопрос, стоящий перед нами, меняется.
Ядерное уничтожение шепчет из тьмы: освободи меня, и я сделаю тебя могущественным. Но это ложь, ибо такая сила поглотит и нас и украдет наши души.
Великий вопрос, на который мы теперь должны найти ответ, заключается уже не в том, когда хорошо быть плохим, а в том, какой частью нашей человечности мы готовы пожертвовать ради выживания как вида.
Как я писал в своем посте от 5 февраля 2020 года, демократия в Америке падает: оправдание предателя Трампа; В конце концов я вынужден, наконец, пересмотреть позицию великого, ошибочного кумира моей юности Малкольма Икса; любыми необходимыми способами.
Любыми необходимыми средствами; это ужасный, ужасный принцип действия, чреватый бесконечными возможностями бесчеловечности и злонамеренной силы, но если мы вынуждены сопротивляться выживанию, как Камю, писавший для тех, кто должен выбраться из руин потерянного мира, позиции и столкнуться с еще одним Последним противостоянием, без надежды на победу или даже на выживание, как еще мы можем бороться с нашей дегуманизацией?
Мы никогда не должны отказываться от надежды, поскольку наше сопротивление может победить что угодно, кроме потери веры в себя и друг друга. Пока кто-то из нас помнит мечту о свободе, мы еще можем искупить нашу человечность.
Мой ответ республиканцам на подрыв демократии остается НЕТ!
Однако помимо этого мы должны бороться не только с фашизмом, но также за демократию и универсальные права человека. Поскольку мы сопротивляемся фашизму, чтобы защитить равенство и свободу как наши общие права человека, мы должны использовать силу и насилие против социальных и институциональных систем, структур и идеологий, а не против людей, поскольку мы можем искать истину вместе ненасильственно с теми, с кем мы не согласны, поскольку выдающаяся добродетель демократии и гуманизма, даже несмотря на то, что наши враги — братья-воины.
Сопротивление злу означает сопротивление злу других против нашей универсальной человечности, но это также означает сопротивление соблазну зла и силы, а также нашему собственному использованию силы для принуждения других.
Власть – это злой импульс, порождающий монстров.
Так часто в истории те, кто совершает настоящие злодеяния, полностью убеждены в справедливости своего дела, Gott Mitt Uns, информированы и мотивированы рассказами о жертвенности и отказались от самоанализа, который является основой свободного общества равных. Этому мы тоже должны противостоять.
Именно поэтому революции после захвата власти и свержения тирании сами могут стать тираниями, и именно поэтому я предпочитаю позволять другим выходить из-под контроля и быть неуправляемыми перед призраком авторитарного социального контроля.
Давайте не будем посылать армии, чтобы насаждать добродетель.
И всегда помните предупреждение Ницше в книге «По ту сторону добра и зла»; «Тот, кто сражается с монстрами, должен быть осторожен, чтобы не стать монстром. И если ты долго будешь смотреть в бездну, бездна посмотрит обратно на тебя».
Дальнейшее освещение можно найти в шедевре Энтони Берджесса «Наполеоновская симфония», трагедии о Наполеоне и «Героической» Бетховена, а также в романе, открытие которого стало определяющим моментом моего четырнадцатого года и с тех пор остается со мной, несмотря на мое подростковое обожание Наполеона как героя. революции и освобождения, универсальный гений и идеал человеческого существа.
Здесь лежит основа борьбы между тиранией и сопротивлением в навязанных условиях системного неравного могущества в использовании социальной силы и насилия, а также между захватом власти как владения идентичностью и фальсификацией санкционированных идентичностей в борьбе между историями, о которых мы рассказываем. мы сами и те, кто рассказал о нас другим; история, память, личность.
Прочтите ее так же, как я под репродукцией «Бетховенского фриза» Климта, изображающего пантеон Теней с чудесным образом восставшего Титана Тифо.
Евс в образе хтонической обезьяны и его три дочери-горгоны слева от него под масками Смерти, Безумия и Желания (я счёл Болезнь лишней и переименовал её в Желание как лучший баланс сил, к тому же она изображена как трёхликая богиня по отношению к справедливо как распутство, распутство и невоздержанность); действительно, чего еще может желать мальчик?
И вот динамизм наших отношений с нашим теневым «я» и всем, чего мы боимся и переживаем как отвращение и отвращение, страх перед природой и нашим инстинктивным «я», воплощенным вовне и проецируемым как страх инаковости, потери себя и контроля, а также деградации в животное состояние, которое управляет политикой идентичности и социальными конструкциями расы, пола, класса или касты, которое включает национализм и сектантскую веру, особенно когда подавляющий и всепроникающий страх и реальные экзистенциальные угрозы используются властью в качестве оружия на службе власти, как был фальсифицирован Малкольм Икс Черным мусульманским сепаратистским национализмом Элайджи Мухаммеда в качестве его глашатая, в ответ на большее историческое и системное зло, а также на травмы многих поколений и неравенство террора сторонников превосходства белой расы и наследия рабства.
Процессы трансформационных изменений и социальной адаптации хаотичны и взаимозависимы, а их причины носят циклический характер или более сложны, как мы можем видеть в случае с Малкольмом Иксом и освободительной борьбой, а также во всех подобных историях. Это один урок, который мы можем извлечь из Малкольма Икса; нет справедливой власти. И те, кто утверждает, что говорит от вашего имени, часто делают это в качестве основной стратегии фашизма крови, веры и почвы и вашего подчинения тирании.
Второй такой урок заключается в том, что расизм в целом, а также все разделения и социальные иерархии членства в элите и исключительной инаковости вынуждают подчиняться власти посредством превращения страха в оружие в качестве арбитра наших самых важных отношений, отношений сознательного и бессознательного или теневого «я». , которую можно прочитать в том, как мы чувствуем и думаем о природе и тех истинах, которые имманентны природе и записаны в нашей плоти.
Мы определяем себя через фигуры инаковости, которые представляют собой неинтегрированные части нас самих и определяют границы человеческого существования; уроды, монстры и все те, кто находится за пределами Запретного и того, что мы считаем своим.
Для этого страха перед природой как источника расизма у меня есть простое решение; давайте примем наше чудовище и будем совершать нарушения нормальности и запретного как священные акты Хаоса в поисках истины.
Третий дар Малкольма Икса нашим безграничным будущим возможностям стать человеком — это жизнь, прожитая в революционной борьбе и сопротивлении системам, структурам и институтам неравной власти, как прямой допрос и взаимодействие с государством как воплощенное насилие, и с последствиями использование социальной силы.
Он умер за наш шанс узнать эти три вещи: как власть фальсифицирует и подчиняет нас как первичный исторический процесс, как расизм и другие виды неравенства власти рождаются из страха перед дикостью природы и дикостью самих себя, а также из-за дихотомического и двунаправленного природа насилия и диалектические процессы использования социальной силы в тирании и терроре, в сопротивлении и революции, а как мученик и учитель мудрости Малкольм Икс является фигурой освобождения, принадлежащей всему человечеству.
Как мы можем устранить двусмысленность насилия «рабовладельца, который хитростью и насилием заковывает раба в цепи, и раба, который хитростью или насилием разрывает цепи», как это выразил Троцкий, тирании и тюремных государств из революционной борьбы и освобождения? , действий в соответствии с нашим долгом заботиться о других, а также с нашей взаимозависимостью и солидарностью от насаждения добродетели и империализма?
Как я писал в своем посте от 4 февраля 2022 года «Пятно жестокости: убийство Абу Ибрагима аль-Хашими аль-Курайши»; Перефразируя фразу из «Гамлета» и «Звездного пути» в первом сезоне, 13-й серии «Совесть короля»; На ваших доспехах пятно жестокости, президент Байден.
На террор и смерть мы ответили террором и смертью, и это одновременно трагично и постыдно. Сила не может ответить на силу или исцелить недостатки нашей человечности.
Как написано для CNN Барбарой Старр, Ореном Либерманном, Джереми Хербом и Эйядом Курди; «Это был самый крупный рейд США в стране со времен операции 2019 года, в результате которой был убит лидер ИГИЛ Абу Бакр аль-Багдади.
Байден выступил из Белого дома в четверг утром, чтобы объявить, что в результате операции «крупный лидер террористов покинул поле боя».
«Благодаря храбрости наших войск этого ужасного лидера террористов больше нет», — сказал Байден из комнаты Рузвельта. «Зная, что террорист решил окружить себя семьями, включая детей, мы сделали выбор провести рейд спецназа с гораздо большим риском для нашего народа, а не наносить по нему авиаудар».
Время от времени Байден напоминает нам всем об этом.
что он был одним из главных соучастников вторжения Буша в Ирак в ходе имперского завоевания и колониального грабежа с целью захватить стратегический ресурс нефти, с помощью которого Америка поддерживает глобальную гегемонию богатства, власти и привилегий, зависимость, которая приведет к вымиранию человечества. как вид, а также в санкционировании посредством Патриотического акта тюремного состояния жестокой силы, всеобщего наблюдения и контроля над мыслями, которое превосходит только холокост уйгуров Синьцзяна, организованный Синь Цзиньпином, что привело к самой массовой краже наших свобод в нашей истории. , включая эпоху Маккарти, а также самый причудливый и предосудительный режим пыток, наиболее печально известный преступлениями против человечности, совершенными в Гуантанамо и других секретных тюрьмах для политических врагов режима и его олигархических, плутократических и корпоративных грабителей-баронов-капитаров, в том числе даже ужасная истерия Салемских процессов над ведьмами.
В очередной раз доказано, что наши герои и чемпионы стоят на глиняных ногах, и я скорблю о провале морального видения и пристрастии к власти, а также о применении силы и насилия со стороны президента Байдена, нашего правительства и Америки как гаранта всеобщих прав человека и маяк надежды для мира.
В этот день слишком часто Прометеев огонь Факела Свободы, освещающий ворота нашей страны в гавани Нью-Йорка, не достигал диких морей и чужих берегов. Это великая трагедия, и это наша трагедия, за которую мы должны ответить.
Смерть Абу Ибрагима аль-Хашими аль-Курайши и его семьи в результате американского рейда на его дом, а не ареста за преступления, доказуемые в суде, а политических убийств, справедливо сравнивается в средствах массовой информации с убийством Абу Бакр аль-Багдади от Трампа. Это ставит Байдена и Трампа на одинаковый уровень криминальной аморальности и государственного террора.
На сцене мира и истории это также порождает моральную эквивалентность между ИГИЛ и Америкой, как и хотят наши враги своими провокациями в качестве стратегии делегитимации режима. Я сам использую это как активист демократии, поскольку искусство революции заключается в утверждении морального превосходства, делегитимации власти и захвате контроля над повествованием.
Отправлять армии и полицию для укрепления добродетели посредством насилия и репрессий — это не только зло, но и глупо; ибо это играет на руку врагу. Как учит нас Шекспир в «Генрихе V»; «Когда милосердие и жестокость играют за королевство, более мягкий игрок быстрее всех побеждает».
Между Байденом и Трампом, а также между целями, ценностями и идеалами демократов и республиканцев все еще существуют заметные различия, безумие и предательство среди них. Но сегодня эти различия внезапно и ужасающе сузились, и я боюсь, что нам понадобится нечто большее, чем игольное ушко, как окно в лучшее будущее.
Как написано в моем посте от 28 октября 2019 года: Трамп и аль-Багдади: параллельные жизни и размышления; Личностные и исторические силы, которые создают тиранов и монстров среди нас, были предметом моего изучения на протяжении всей жизни, аспектами любопытства относительно происхождения и природы зла, порожденного первичными детскими травмами во время резни в Кровавый четверг, заказанной Рональдом Рейганом против студенческого протеста за мир. в Беркли в 1969 году, когда мне было девять лет, и моя близкая казнь в Бразилии в возрасте четырнадцати лет, когда я защищала беспризорных детей от полицейских охотников за головами, что перекликается с действиями Мориса Бланшо в июне 1944 года, совершенными нацистами, и Достоевского в 1849 году, совершенным царской полицией, о чем сообщает Ежи Косинский. роман «Нарисованная птица» и основан на классическом исследовании Адольфа Гитлера, основанном на его речах и произведениях, «Психопатический Бог» Роберта Г. Л. Уэйта, оба из которых я прочитал в старшей школе. Таким образом, я увлекся пересечением литературы, философии, истории и психологии и выбрал происхождение зла в качестве области своих исследований на всю жизнь.
Пока мир празднует смерть аль-Багдади, одновременно тирана и монстра, а Трамп ставит в этом заслугу единственной победы своей администрации, словно трофейную голову какого-то опасного зверя, застреленного проводником, пока он наслаждался коктейлями в охотничьем лагере Возможно, будет интересно сравнить параллельные жизни, методы и цели Трампа и аль-Багдади.
Полное психологическое и историческое исследование Трампа и аль-Багдади как фигур фашистского террора и безумия в глобальном политическом масштабе в контексте цивилизационных конфликтов потребует книги библейского масштаба и научных исследований уровня диссертации, таких как блестящая работа Уэйта о Гитлере. Здесь я отмечаю лишь некоторые очевидные совпадения и совпадения; И Трамп, и аль-Багдади страдают манией величия и психопатами, которые захватили власть посредством манипулирования теми, кто считал себя жертвами, и с готовностью дегуманизировали других, чтобы изменить их статус, используя нарушение норм и переосмысление реальности с помощью лжи и неправильных указаний, чтобы формировать историю, и приняли режимы государственного террора и кампании р
религиозные и этнические чистки, а также патриархальное женоненавистничество и сексуальное насилие в отношении женщин.
О Трампе у нас есть рог изобилия информации; Книга доктора Джастина Франка «Трамп на диване» и «Опасный случай Дональда Трампа: 27 психиатров и экспертов в области психического здоровья оценивают президента» Бэнди Икс. Ли являются отличными источниками, особенно освещающими эротические отношения Трампа с его дочерью, фантазии о насилии и власти. которые коренятся в его детских отношениях с тираническим и жестоким отцом, а также в его неспособности любить или сопереживать другим в результате того, что его бросила мать.
Патологическая ложь, плохой контроль импульсов, грандиозные фантазии и заблуждения дополняют картину нарциссической личности и психопатического хищника. Трамп не может отличить правду от лжи и заблуждений; его безумие и детское слабоумие, истерики и психотическая ярость, издевательства и нарциссизм избалованного ребенка, однако, не освобождают его от ответственности за свои действия или за действия предательской клики сексуальных хищников и фашистов, которую он собрал вокруг себя.
То, как особое безумие Трампа выражается в нашей национальной политике, — это ужас, который можно описать с точностью; его страх перед заражением и фиксацией фекалий трансформируется в его фирменную кампанию против небелых и политику этнических чисток и расистского государственного террора, его женоненавистничество в патриархальную волну юридического лишения репродуктивных прав женщин, его хрупкое эго, путаницу в идентичности и потребность в внимание к управлению митингами, подобными Нюрнбергу, культивированию презренных автократов и одержимой мести любому, кто отказывается выразить обожание и подчинение.
Прежде всего, то, что объединяет Трампа и его кукловода Путина, его модель Гитлера и его зеркальное отражение аль-Багдади, как монстров и тиранов, отражающих друг друга и как параллельные фигуры и исторические силы, — это теория политики как театра жестокости, государства как воплощенная психопатия и насилие, а также правительство как перформанс.
Их лидерские роли клоунов террора и безумия представляют собой зеркально противоположные образы правления римского императора, остроумно и коварно описанные Антоненом Арто в его великом романе «Гелиогабал»; или Коронованный анархист, фигура, которая нарушила нормы как агент перемен и хаоса, чтобы преобразовать инертное и закостенелое общество, тогда как Трамп и аль-Багдади действовали как партнеры в ответной реакции, чтобы разрушить саму цивилизацию и вернуть нас к додемократическому состоянию. варварская тирания.
Трамп утверждает, что убил свое темное отражение и теневое «я» своим ложным заявлением о победе, одержанной нашей разведкой и военными службами; но история всегда будет видеть это второе лицо за его маской, тайного близнеца, которого он несет в вечность, лицо силы и извращенных желаний, не сдерживаемых законами и ценностями демократической цивилизации и свободного общества равных: лицо сердца Трампа. тьма, аль-Багдади.
Так я написал 28 октября 2019 года; и поэтому сейчас я должен написать о тайном лице и сердце тьмы Байдена, Абу Ибрагиме аль-Хашими аль-Курайши, который теперь навеки связан как фигуры террора, убийственного возмездия и жестокости.
Государственный террор и империализм встретили сектантский и патриархальный террор как тиранию и организации институционализированного насилия и власти; теперь мы можем только надеяться, что они узнают свой двойственный образ в зеркале смерти, с которым нам противостоят война и акты силы и насилия, и уйдут от пропасти, которая угрожает поглотить всех нас.
Как сказал Кен Кизи в своей исторической речи на мирном протесте против войны во Вьетнаме, записанном в романе Тома Вулфа «Кислотный тест на электрическое охлаждение»; «Способ положить конец войне — это просто уйти и сказать: «К черту все это». Просто уйди и скажи: «К черту все».
Каждое слово этого остается верным в этих и во всех случаях тирании и институционального террора тюремных государств силы и контроля, санкционированных идентичностей и фальсификации пропагандой и переписанной истории, имперских завоеваний и владычества, колониальной эксплуатации и порабощения. То же самое относится и к вторжению России на Украину.
Как я писал здесь о Трампе, мы можем также сказать и о его господине Путине; ибо предатель Трамп — это всего лишь негативное пространство и тень, отбрасываемая его первоначальным типом, и оба являются атавизмами страха и силы, пропастью пустоты, которую ничто не может заполнить, никаким количеством владычества и контроля над другими, демонстрациями богатства и власти или тщеславным напыщенным поведением. , для которого не могут быть достаточными жертвования вещами, любимыми другими, или ужасом и болью их жертв, ибо такова природа психопатии и политики как театра жестокости.
Что это значит?
Для нас в данный момент и в контексте вопроса о насилии и использовании силы в обществе это означает, что в условиях неравного баланса сил между Россией и Украиной, когда реальные люди умирают, потому что кто-то имеет власть украсть то, что они имеют.
аве, хищник, для которого ничто не реально и не имеет значения, кроме силы и власти, мы должны найти ответ на заявление чудовищного главного героя Айн Рэнд Говарда Рорка в «Источнике», когда он совершает изнасилование; «Вопрос не в том, кто мне позволит; вот кто меня остановит».
Кто остановит Путинское завоевание Украины?
Если они придут за одним из нас, пусть встретят их со всеми нами; не разделенные иерархией элитарной принадлежности и исключающей инаковости, не побежденные выученной беспомощностью и террором, но объединенные в солидарности и отказе подчиниться как одно непобедимое и единое человечество.
Я охотник на фашистов, и у меня охотничья мораль. Есть простой тест на применение силы; кто держит власть?
Для меня это просто; нация, вторгающаяся в другую, неправа. Это ничем не отличается от случайного обнаружения полицейского, стоящего коленями на чьей-то шее, и в этом случае наш долг заботиться о других требует от нас спасти жизнь человека, которого убивают прямо на наших глазах, независимо от каких-либо несущественных деталей, например, какие из них есть значок и пистолет, авторитет и власть, любыми необходимыми средствами.
Закон служит власти, а справедливой власти не существует.
Даже если ни одна из наций не является демократией, и жертвы неравной власти не имеют присущего им морального бремени добродетели, как учит нас Шоу на примере фигуры Артура Дулитла в «Моей прекрасной леди», где один из них крадет жизнь и свободу другого, как право суверенитет, самоопределение, автономия и независимость не могут быть справедливыми, и им необходимо противостоять.
Любыми необходимыми способами.
Хотя политические истоки конфликтов часто неоднозначны, их последствия для людей, находящихся на пути завоевания, таковыми не являются. Поскольку моими долгосрочными целями остаются объединенное человечество и общество без гражданства, которое отказалось от социального использования силы и контроля, а вместе с ним и всех законов, авторитетных личностей и тирании идей добродетели других людей, а также возникновение свободного общества равный от разделения исключительного инаковости, элитной гегемонии богатства, власти и привилегий, а также от фашизма крови, веры и почвы, я поддерживаю Украину и любое освободительное движение за суверенитет и независимость где бы то ни было, а также народ России против олигархия и Путин и все демократические движения против тирании.
Давайте будем солидарны, как группа братьев, везде, где люди жаждут свободы.
Наш долг заботиться о других иногда требует от нас поставить свою жизнь на баланс со всеми теми, кого Франц Фанон называл «Несчастными Земли»; бессильные и обездоленные, заставленные замолчать и стертые. Я всего лишь один человек, и не выдающийся, у которого нет ничего, кроме моего свидетельства истории и моего видения наших будущих возможностей стать людьми, чтобы броситься в пропасть тьмы и ужас нашего небытия перед лицом подавляющей силы и аморального имперского и тюремные состояния.
Но я не могу молча быть соучастником этих преступлений против человечества, на которые, как и на фашизм, может быть только один ответ: Никогда Больше! Сплоченный клич, осложненный его популяризацией в названии книги основателя Лиги защиты евреев Меира Кахане «Никогда снова!: Программа выживания», его происхождение берет начало из стихотворения Исаака Ламбдана «Масада» 1926 года; «Никогда Масада не падет снова»; В нынешнем виде он впервые появился на табличках, написанных узниками Бухенвальда после его освобождения.
Эли Визель определяет эту фразу в своем романе «Заложник»; «Никогда больше» становится больше, чем лозунгом: это молитва, обещание, клятва. Никогда больше не будет ненависти, говорят люди. Никогда больше не тюрьма и пытки. Никогда больше не будет страданий невинных людей или расстрелов голодающих, напуганных, напуганных детей. И никогда больше не прославлять низкое, уродливое, темное насилие. Это молитва».
Здесь я бы назвал Sic Semper Tyrannis, но это фраза из теней и наследия нашей истории, из которой мы должны выйти, и включает в себя убийства Юлия Цезаря и Авраама Линкольна, убийц которых я презираю и к которым не присоединяюсь.
Я не доверяю достоверности или тем, кто действует от их имени, Gott Mitt Uns несет в себе историю зверств и террора, не имеющую себе равных и включающую крестовые походы, инквизицию, Тридцатилетнюю войну и Холокост. Как писал Вольтер в своем эссе 1765 года «Вопросы о чудесах»; «Те, кто может заставить вас поверить в абсурдность, могут заставить вас совершать злодеяния».
Вместо этого я скажу с великолепным лейтенантом Альдо Рейном в «Бесславных ублюдках», и я надеюсь, что это сохранит и отразит моральную двусмысленность, случайность и относительность оригинала в фильме; «Теперь я этого терпеть не могу. А ты, сможешь это вытерпеть?
Как читать такой манифест?
Здесь я пишу манифест действия в виде сократического диалога и свифтианской сатиры, который, как указано в названии, ставит под вопрос «происхождение зла и социального использования силы, а также государства как воплощенной психопатии и насилия».
Как гласит девиз моей публикации «Факел свободы», мое намерение — «подстрекать, провоцировать и беспокоить».
Учтите также, что я провозглашаю четыре основные обязанности гражданина: власть задавать вопросы, власть разоблачать, ложную власть и власть оспаривать, и что я делаю эти вещи, действуя как то, что Фуко называл говорящим правду, в поисках истины как священного принципа. звоню.
В этом эссе я исследую ряд взаимозависимых проблем, которые, по моему мнению, являются центральными в проекте становления человеком, который мы все разделяем, а также последствия вагнеровского кольца страха, власти и силы, возникающие перед нами в ситуации, с которой мы сталкиваемся в данный момент. , и здесь я использую термин «момент» так же, как это делали Жак Деррида и Ален Бадью, когда чудовищный тиран угрожает ядерной войной и истреблением всего человечества по прихоти инфантильной истерики, и мы должны выбрать одно или другое.
Это дилемма, которая, как и любое использование социальной силы, делает нас соучастниками зла, основная стратегия фашизма в нашем порабощении, и которая воспроизводит условия, из которых возникают государства, как воплощенную психопатию и насилие, элитную гегемонию богатства, власти и привилегий. и фашизм крови, веры и почвы.
Бадью утверждает, что события фундаментально неопределенны и структурированы диалектикой возможности и невозможности, возможно, а может быть, и не так, как моя мать говорила студентам, которые просили ее дать позиционные декларации, суждения, авторитетные версии, напевая слова и покачивая руками из стороны в сторону. сторона.
Для Деррида, как описал мой друг Рене Трой Тун, «событие в своей абсолютной сингулярности, таким образом, устойчиво к когнитивному описанию, критической объективации, интерпретативной редукции и теоретической разработке».
Здесь, с этим основным экзистенциальным вопросом человеческого бытия, смысла и ценности, я изо всех сил пытаюсь найти синтез; как и проявление нашей идентичности, этот процесс не должен быть определяющим или предписывающим, а должен быть пространством свободной творческой игры.
Если у нас нет ответов, мы должны научиться задавать более правильные вопросы.
В этой борьбе с ветряными мельницами я использую в качестве модели «Хазарский словарь» Милорада Павича, авторитетный труд, который существует в мужской и женской версиях и смысл которого меняется с разницей в семнадцать строк между ними.
Что, если Владимира Путина убьют? Спасем ли мы одну жизнь безумного тирана, который уничтожит нас и проклянет мир?
Таково мое свидетельство и признание.
Torch of Liberty 
Leave a comment